Неповторимый Герман - События

Неповторимый Герман

8 мая 2018—8 мая 2018

Михаил Юрьевич Герман родился 23 февраля 1933 городе в Ленинграде (ныне - Санкт-Петербург). Отец - советский писатель и сценарист Юрий Павлович Герман. Младший брат - Алексей Герман - российский режиссер, народный артист РФ.

В 1957 году Михаил Герман окончил Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина (ныне - Санкт-Петербургский государственный академический институт живописи, скульптуры и архитектуры им. И. Е. Репина) по специальности "теория и история искусства".

С 1983 году был ведущим научным сотрудником отдела новейших течений Русского музея. Советский и российский писатель, историк искусства, доктор искусствоведения, профессор, член Международной ассоциации художественных критиков (AICA) и Международного Совета музеев (ICOM), член Международного ПЕН-клуба и Союза российских писателей, член Союза журналистов Санкт-Петербурга и Международной Федерации Журналистов (IFJ).

Михаил Герман в "Порядке слов"

Заведующий отделом новейших течений Боровский А.Д.:

     «Для нас, для Русского музея, для Отдела новейших течений это шок: мы лет тридцать проработали вместе. Когда общаешься часто, не думаешь о масштабе личности своего сотрудника, собеседника. Мы только начинаем осознавать: ушел крупнейший искусствовед нашего города, безупречный, ничем себя не запятнавший рыцарь профессии. Это – не фигура речи: М.Ю. как мог, защищал достоинство нашей профессии. Терпимый ко многим и ко многому, безмерно учтивый, любезный в общении, когда дело касалось профессиональных аспектов, он проявлял твердость. Профессиональное для него было понятием этическим. М.Ю. никогда не претендовал на диссидентство, но в семидесятые немало претерпел как раз за бескомпромиссность: от него не так уж многое требовали, но он предпочел разрушить свою академическую карьеру, сохранив профессиональное достоинство. Каждое десятилетие приносило свои вызовы, он искал ответы на все. Он никого не преследовал, не подвергал остракизму: он просто не хотел иметь ничего общего с дилетантами и верхоглядами. Многие принимали это как вызов, иные упрекали его в чопорности, на деле он просто сохранял дистанцию. Независимость давалась нелегко: он зарабатывал на жизнь профессиональным трудом – книгами, лекциями, сценариями. М.Ю. был настоящим писателем об искусстве – работал во всех жанрах, от биографии до критической статьи. Я начал знакомство с М.Ю. задолго до музея: родители общались с ним. Помню, как, на церемонии прощания с М.Эткиндом, так же ярчайшей фигурой 60-70-х гг., он сказал: мы лишились лучшего пера в нашей профессии. Как-то это было непривычно: значение человека было принято мерить званиями, наградами, научными степенями… Только потом я понял, как важно именно перо: способность писать об искусстве живо, выразительно, энергично!
М.Ю. в высшей мере обладал этими качествами. Моё знакомство с его творчеством началось с биографического жанра: в серии ЖЗЛ одна за другой выходили его книги о Давиде, Хогарте, Домье, в серии «Жизнь в искусстве» - о Ватто. Всю жизнь он любил Дюма, и, показывая перипетии жизни замечательных художников, лихо закручивал интригу, щедро рассыпал драматургические эффекты. Герман, вкупе со своими западными коллегами Перрюшо и А.Дж. Крониным буквально завлекли своими биографическими вещами несколько поколений молодежи. Воспитание уважения к творцу, в борьбе с врагами утвердившему свое право на искусство, – это из книжек 60-70-х, забытая, очень симпатичная страница нашей интеллектуальной истории. Не менее увлекательно М.Ю. писал путеводители и гиды по городам и музеям. Сродни повествовательному был и его исследовательский драйв: монография о Хогарте , статьи о художниках ХХ века восприняты и следующими поколениями искусствоведов. Последние десятилетия, уверен, были добрыми для М.Ю. Он был согрет любовью женщины, полностью разделявшей его жизненные и творческие взгляды. Он имел возможность ежегодно навещать Париж – мечта не наезжать по-туристски, а какое-то время жить его жизнью, осуществилась. Ему было дано и написать в полную силу несколько книжек о Париже, любви его жизни. Смею сказать, и с нами, в Отделе, ему было хорошо. В профессиональном плане он любил наши споры и обсуждения выставок и текстов, в человеческом как-то теплел в общении, охотно участвовал в наших посиделках, щедро тратил время на молодежь. М.Ю. имел все основания в творческом плане жить нажитым, транслировать накопленное. Но, удивительное дело, он менялся! Его язык отвечал на вызовы времени. Как когда-то, на фоне серого суконного искусствоведческого селя он – как своего рода вызов – практиковал отточенную литературную форму, он искал язык описания, адекватный текущему времени. В 2000-е, в своих исследованиях модернизма, он осознанно отказался от артикуляции литературного начала. Как бы в пику нынешней практике злоупотребления квазифилософскими терминами, он разработал энергичный, поджарый, мускулистый язык. Это касается прежде всего его новой мемуарной прозы. Позволю себе сказать – он писал всё лучше и лучше! Тем обиднее для нас, читателей, его уход. У Михаила Юрьевича Германа были все возможные научные звания. Но сейчас мне хотелось бы воспользоваться его собственным образом: мы потеряли лучшее перо в нашей профессии. Немного торжественно, но верно по существу. Книги будут издаваться. А вот чудесное германовское перо мы потеряли…»