КАРТИННЫЕ РАМЫ В РУССКОМ МУЗЕЕ. Комментарии специалистов - События

КАРТИННЫЕ РАМЫ В РУССКОМ МУЗЕЕ. Комментарии специалистов

2 июля 2020—2 июля 2020

В связи с распространением в последние месяцы в сетевом пространстве недостоверных сведений по поводу организации в Русском музее хранения, учёта и реставрации картинных рам считаем необходимым информировать о следующем:

Русский музей обладает обширной коллекцией картинных рам XVIII-XX веков. Все рамы, включая изделия массового производства, находятся на строгом учёте, проходят регулярные проверки и отражены в документации отдела исторического музейного оборудования и картинных рам (6 545 предметов).

В структуре музея существует самостоятельный отдел реставрации картинных рам, в котором ежегодно по музейным методикам реставрируется до 700 предметов. Ведётся постоянный климатический и химико-биологический контроль.

Увидеть картинные рамы и оценить состояние их сохранности можно, прежде всего, в экспозиционных и выставочных залах Михайловского дворца - флигеля Росси - Корпуса Бенуа, Мраморного дворца, Строгановского дворца и Михайловского замка (525 предметов).

Более 1 500 картинных рам размещены в фондохранилищах основного фонда живописи и графики – вместе с произведениями, для которых создавались авторами или владельцами.

Отдел исторического музейного оборудования и картинных рам в настоящее время располагает двумя новыми хранилищами на площадях Михайловского замка и Строгановского дворца (2 415 предметов), введёнными в эксплуатацию в конце 2018 года. Историческое место хранения рам – так называемая «рамочная кладовая» в цокольном этаже Михайловского дворца – согласно существующим планам поэтапной реставрации музейных помещений будет модернизировано после прохождения экспертизы, утверждения проектно-сметной документации и получения финансирования в 2021-2022 году. И это объективный процесс после отмены реализации проекта перекрытия внутренних дворов Михайловского дворца, включавших полную реставрацию и модернизацию оборудования помещений хранения картинных рам.

Материалы, «вброшенные» в сеть и навязываемые для обсуждения, носят во многом тенденциозный и однобокий характер, изобилуют фактическими ошибками и неточностями. Большое сожаление вызывает беспрецедентный и необъяснимый факт сбора подписей музейным сотрудником для коллективного письма под фальшивым предлогом «ускорения ремонта старой рамочной кладовой».

Надеемся, что действия авторов вышедших в свет «громких» материалов всё-таки продиктованы благим желанием принести пользу музею, а не преследуют более прозаические цели – отвлечь внимание от собственной несостоятельности и бездействия, в одном случае, и привлечь внимание массовых читателей «дешёвым фейком», в другом…

КОММЕНТАРИИ

И.А.ГОЛУБЕВА, хранитель картинных рам отдела исторического музейного оборудования и картинных рам, старший научный сотрудник, кандидат исторических наук

«В Русском музее могут погибнуть исторические картинные рамы. Их оценили в 1 рубль каждую». Какая здесь причинно-следственна связь?

Из интервью: «То, что сделал Боде, продемонстрированная им роль рамы в восприятии живописи стала настолько очевидной и специалистам, и коллекционерам, что началось здоровое движение по соединению картин с аутентичными рамами».

Почему О.А.Лысенко умалчивает, что в ГРМ этот процесс идёт полным ходом? Сотрудники отдела живописи XVIII -1-й пол. XIX вв. С.Алексеев и отдела живописи 2-й пол. XIX-нач. XX вв. Г.Д.Мунжуков очень плодотворно «соединяют картины с аутентичными рамами» и О.А. Лысенко это прекрасно известно.

Из интервью: Хранящиеся в нашем отделе инвентарные книги 1950-х годов (а также и та, что составлялась в последующие годы) оформлены по всем музейных правилам: прошиты, имеют сургучную печать, заверены главным хранителем … …

Всё верно, при этом на конец года книги проверялись и заверялись подписью бухгалтера-ревизора. Т. е. рамы рассматривались как предметы хозяйственного назначения. К сожалению, не имея под рукой книг, не могу сказать, в каком году это прекратилось. И ещё, строго говоря, «полноценной» книгой является только последняя книга, тогда как несколько предыдущих книг расчерчены и разграфлены вручную.

Из интервью: «В 2009 году были введены изменения в правилах оформления документов на рамы. Музейные рамы XVIII–XIX веков стали отправлять на внешние выдачи, не указывая в актах их номера, размеры и состояние сохранности. Писали только: «Картина в раме».

Лукавство. И до этого времени в актах внешней выдачи состояние сохранности рам не указывалось; размеры указывались в редких случаях – нормой это не было. Номер рамы в акте проставлялся либо рядом с произведением живописи, либо список выдаваемых на выставку рам оформлялся отдельным приложением, зачастую даже без привязки к произведению живописи. В 2009 г. обозначение номеров рам в актах внешней выдачи ушло из музейной практики ввиду претензий таможенной службы. Дело в том, что часть произведений живописи уходили (и уходят) на выставки в номерных авторских рамах или в рамах, подобранных в размер картины, другая часть произведений живописи той же выставки отправляется в безномерных рамах-новоделах, изготовленных силами реставраторов или сотрудников столярной мастерской. Традиционно в акт внешней выдачи включались только номерные рамы. Претензии таможенной службы состояли в том, что количество отправляемых рам должно соответствовать количеству произведений живописи. В результате было принято решение унифицировать процесс оформления акта внешней выдачи, введя в него формулировку «живопись в раме».

Из интервью: Началось-то все гораздо раньше, в 1980-е годы, когда хранитель фонда рам N. (не буду называть фамилию), будучи молодой и неопытной, приняла рамы не «по головам», т.е. наличию, а по документам.

Снова лукавство. «Молодость» и «неопытность» здесь не при чем. В отделе хранится подшивка Актов приёма-передачи с 1950-х годов, составленных по одному образцу. Заступающий на работу хранитель «рамочной кладовой» (sic!) принимал «по головам» рамы, непосредственно находящиеся в кладовой, что оформлялось соответствующим приложением к акту. Рамы, находившиеся вне помещения кладовой – на экспозиции, в других фондах и отделах музея, на внешних выставках, оформлялись соответствующими приложениями с пометкой «приняты условно», со ссылкой на документ выдачи. Акты проверялись и подписывались заведующим отдела учета, главным хранителем и окончательно визировались директором музея. Такова была музейная практика, существовавшая десятки лет!!! Сейчас можно много говорить о несовершенстве подобной практики, но так было и уже ничего с этим не поделаешь.

Из интервью: — А Министерские проверки в музее не проводились?

—  Проводились, но от них фонд рам скрывали – будто его не существует. … … Наши статотчеты по движению рам отдел учета не включал в сводный отчет движения музейных экспонатов, направляемый в Министерство культуры. Думаю, что и книгу регистрации актов по рамам также не показывали во время проверок.

Это домыслы О.А.Лысенко. Откуда она знает, как Министерство планировало и осуществляло проверки?

Из интервью: Я думаю, если бы главный хранитель был в курсе всего происходящего, он бы тогда принял другое решение. На мой взгляд, главная ответственность лежит на заведующем отделом, который не писал служебные записки администрации с просьбой улучшить условия хранения рам… …

Ложь и наглые наветы. Все главные хранители всегда знали о наших тяжелых условиях. В отделе несколько папок с разного рода служебными записками. В 1980-90 гг. проводилось несколько внутримузейных проверок (в отделе имеются документы -- жаль, что их нет под рукой). Все констатировали, что рамы требуют лучших условий хранения. Всё упиралось в то, что музей не располагает площадями, идентичными по метражу существующему помещению, при том, что метраж требовался бóльший. Положение стало меняться с появлением у музея филиалов. Теперь у нас два дополнительных помещения, что позволило начать работу по «разведению» исторических рам от новоделов и нехудожественных рам.

Из интервью, что в частности, в плане работы отдела исторического музейного оборудования и картинных рам на 2020 год сказано, что в прошлом году найдено 242 из 1083 рам, которые «возможно, находятся в музее и не были обнаружены по разным причинам» в процессе сверки.

Во-первых, не в плане, а в отчете. Во-вторых, не «возможно», а действительно подтверждённых (одни вернулись с внешних выставок, номера других были идентифицированы после смывки старой конвертовки, демонтажа старых планок и т.д.). Любому заинтересованному лицу эти рамы могут быть предъявлены! В-третьих, уже в 2020 г. идентифицированы и подтверждены номера нескольких десятков рам. Кроме того, в 2019 г. в отделе учета были выявлены документы, подтверждающие факт безвозвратной выдачи вместе с произведениями живописи нескольких десятков рам. Эти рамы, согласно актам безвозвратной выдачи, юридически не принадлежат ГРМ. И эта работа продолжается! Скрывать абсолютно нечего, но лично ко мне Лысенко ни разу не обращалась ни за одним документом.

Что касается малого количества поставленных на музейный учёт картинных рам, то претензии О.А.Лысенко следовало бы направлять себе, так как именно в её обязанности входит подготовка научного обоснования необходимости перевода рам в Музейный фонд. За 2019 год ею было сделано «всего» 21 описание из необходимых 138.

Из интервью «Около года назад из этого фонда в отдел реставрации золоченой резьбы была передана рама второй трети XIX века от картины К.И.Брюллова «Смерть Инессы де Кастро». Рама была значительно поражена микромицетами (плесенью). Прежде чем приступить к работе, реставраторы несколько раз обрабатывали произведение специальным составом. А в фонд после этого была направлена работница хозяйственного отдела, которая обильно полила рамы, стоящие на том стеллаже, где находилась рама Брюллова».

Абсолютная ложь!! Из той части помещения, где была обнаружена плесень, предварительно удалили рамы, после чего присланная хозяйственным отделом сотрудница обработала кистью стену, примыкающую к ней нишу, пол и, насколько позволили возможности пространство под ближайшим стеллажом. На мое удивление, почему не используется пульверизатор, работница ответила, что его то ли вообще нет, толи ей его не выдали. Ни одна капля раствора на рамы не попала!! В это время я исполняла обязанности заведующего отделом на время отпуска В.Д.Школьникова и полностью отвечаю за свои слова.

Выношу на обсуждение следующее предложение. За десятилетия в ныне существующем запасе рам скопилось огромное количество рам, вызывающих сомнения в их исторической и художественной значимости. Вопрос о критериях остается актуальным. Чтобы нам не поставили впредь упреки в безалаберности, безответственности, невежестве и т.д. предлагаю организовать независимую комиссию с приглашением специалистов других музеев и представителя Министерства культуры для разрешения всех спорных вопросов непредвзято и объективно.

В.Д.ШКОЛЬНИКОВ, заведующий отделом исторического музейного оборудования и картинных рам

07.04.2020 в журнале «Город 812» помещена статья М.Золотоносова «Дворец спасли, теперь спасаем рамы», опубликованная в форме интервью журналиста с сотрудником ГРМ О.А.Лысенко. Провокационный характер данной публикации обнаруживается в броском подзаголовке статьи – «В Русском музее могут погибнуть исторические картинные рамы. Их оценили в 1 рубль каждую». Сразу скажу, что помимо отсутствия логики в этом утверждении, подобное заявление направлено на подрыв авторитета как сотрудников отдела исторического музейного оборудования и картинных рам в частности, так и всей хранительской службы музея в целом.

По вопросу хранения и учета рам в музее

Регистрационные книги отдела не являются полноценными инвентарными книгами, так как в них, как и отмечено в статье М.Золотоносова, имеется лишь краткое описание (зачастую неточное) рамы, очень краткое описание сохранности, присутствует бухгалтерская оценка и, самое главное, отсутствует информация о поступлении предмета и № Книги поступлений, т.к. за исключением последних 138 записей этих номеров не существовало. Рамам не был присвоен идентификационный шифр. Кроме этого, на конец года книги проверялись и заверялись подписью бухгалтера-ревизора. т. е. рамы рассматривались как предметы хозяйственного назначения.

О процедуре внешней выдачи рам и причинах, по которым процесс оформления актов внешней выдачи был унифицирован, упоминает И.А.Голубева. Тем не менее, заявление, что «в этом случае с выставки могла вернуться другая рама» беспочвенны, так как при отправке произведений на внешние выставки производится фотофиксация предмета в том виде, в каком он отправляется на выставку, т.е. живопись фотографируется вместе с рамой и подменить ее невозможно. Кроме того, сотрудники отдела присутствуют на упаковке и распаковке предметов.

По той же причине (рамы не входят в основной музейный фонд) было принято решение выделить регистрацию движения рам в отдельный реестр, имеющий шифр «КР». В конце 2019 года, в связи с созданием основного фонда картинных рам в структуре отдела декоративно-прикладного искусства, данный реестр был закрыт. В дальнейшем рамы, находящиеся в основном фонде, передаются по общим правилам с использованием системы КАМИС. Рамы, остающиеся на бухгалтерском учёте, передаются в другие отделы, на внутримузейные выставки и на экспозицию списками с фиксацией в журнале выдачи.

В 2017-2018 годах была проведена проверка наличия картинных рам, основной целью которой было разделение предметов на подлежащие включению в основной музейный фонд, научно-вспомогательный фонд и рамы, подлежащие хозяйственному учёту. Так как процесс постановки на основной и научно-вспомогательный учёт требует времени (необходимо составление подробного описания предметов, составление описаний сохранности, изучения документации, связанной с поступлением рам в музей, фотофиксации) и для того чтобы на этот период рамы не оставались бесхозными, было принято решение о постановке всех рам, наличие которых было подтверждено в результате проверки наличия, на бухгалтерский учёт с забалансовой стоимостью 1 рубль. (приказ № 421 от 11.10.2018). Разумеется, это сделано не с целью «заведомо подвергнуть их опасности уничтожения, повреждения и кражи», а, напротив, ввести в юридическое русло. Подчеркиваю, что бухгалтерский учёт - мера временная. Рамы будут переводиться в основной и научно-вспомогателлный фонд согласно плановой работе.

Приводимые О.А.Лысенко нормативные документы о неправомочности оценки рам в 1 рубль, а именно «…в силу приказа Минфина РФ от 1 декабря 2010 г. № 157н «Об утверждении Единого плана счетов бухгалтерского учета…», следует, что при постановке всех рам на балансовый учет должна была осуществляться соответствующая оценка их реальной стоимости. Вот точная цитата: «Согласно п. 31 Инструкции № 157н, неучтенные объекты нефинансовых активов, выявленные при проведении проверок и (или) инвентаризации активов, принимаются к бухгалтерскому учету по их текущей оценочной стоимости, установленной для целей бухгалтерского учета на дату принятия к бухгалтерскому учету. Под текущей оценочной стоимостью понимается сумма денежных средств, которая может быть получена в результате продажи активов на дату принятия их к учету (п. 25 Инструкции № 157н)», в данном случае не должны применяться, т.к. «активы», то есть рамы, не могут быть проданы в принципе, следовательно, узнать их реальную стоимость не представляется возможным.

Что касается не обнаруженных в процессе проверки 1083 рам, о которых упоминает О.А.Лысенко, то следует заметить, что, являясь членом комиссии по проверке наличия картинных рам, она осведомлена о причинах и мерах по выявлению рам, не найденных в ходе проверки. Её подпись стоит под итоговым документом. Однако О.А.Лысенко в своем интервью эти подробности опускает.

Часть рам не была обнаружена, так во время проверки они находились на долговременных выставках. Часть рам требует детального изучения, т.к. в музее существовала практика глухой конвертовки тыльной стороны рамы, где находились регистрационные номера. В результате приходиться адресно счищать конвертовочные материалы с целью выявления номеров. Кроме этого, в 1950-1970-е годы существовала практика изменения размеров рам, а также их перекраски. В результате номера могли быть утрачены полностью или частично, а также возникало несоответствие описания рамы записям в регистрационных книгах. В те же годы рамы, выданные в другие музеи, не всегда были вовремя возвращены, были случаи передачи живописи вместе с рамами в постоянное пользование в другие организации, причем на живопись документация оформлялась, а на рамы нет. В настоящее время ведется работа по выявлению регистрационных номеров на рамах, находящихся в музее и розыск рам, выданных в другие музеи и организации.

В интервью журналу «Город 812» О.А.Лысенко признает, что «действительно, в советское время была такая порочная практика, когда в музее изготавливались рамы из узеньких реечек для временных выставок. Зачем-то такие рамки включались в собрание картинных рам ГРМ и ставились на учет. В результате этих палок-реек накопилось какое-то количество.» Эти рамы, изготовленные либо в столярной мастерской музея, либо в сторонних мастерских на заказ не имеют ни художественной, ни исторической ценности, что признает и О.А.Лысенко, и в музейной деятельности больше не используются, тем не менее занимая место в хранилище. Полагаем, что их списание является целесообразной мерой. О.А.Лысенко с одной стороны предъявляет претензии, что что-то списали без её ведома, с другой, что списали не всё. («Тогда непонятно, почему здесь фигурирует 302 (уже списанных) + 300 (которые намечено списать в 2020 году). Потому что рам, сделанных из реечек, по словам Школьникова, гораздо больше.»). Считаем, что именно в данном случае спешка вредна. Какие именно рамы были списаны, О.А.Лысенко в курсе. Это «фабричный заказ для отдела рисунка».

Что касается малого количества поставленных на музейный учёт картинных рам, то претензии О.А.Лысенко следовало бы направлять себе, так как именно в её обязанности входит подготовка научного обоснования необходимости перевода рам в Музейный фонд, а также составление научных описаний и подготовка атрибуций для атрибуционного совета. Упомянутый ею список на 500 «ценнейших» рам являлся не более чем списком с кратким описанием предметов, иногда не точным, так как осмотр проводился без привлечения реставраторов. За 2019 год ей и было сделано «всего» 138 описаний, в этом году пока ни одного. Кроме этого, в 2019 году ей было поручено подготовить материалы для атрибуционного совета на те самые 138 рам, так как требовалось внесение изменений в записи Книги поступлений. За месяц были подготовлены материалы для совета на 21 раму, после чего О.А.Лысенко от дальнейшей работы отказалась без убедительных причин. Следует добавить, что пресловутый список на 500 рам не был согласован ни со мной, ни с заместителем директора по учёту, хранению и реставрации музейных ценностей.

Что касается 1500 рам, которые предполагается перевести в основной фонд, то число это было обозначено в процессе проверки наличия картинных рам и являлось приблизительным, имевшим целью оценить примерный объем будущей работы по переводу рам в музейный фонд. Оксана Александровна, являясь членом комиссии по проверке наличия, и осуществляла предварительный отбор. Так как сроки были сжатыми, полноценный анализ предметов на предмет художественной и исторической ценности провести в рамках проверки не представлялось возможным. Мною еще в 2018 году было разъяснено Оксане Александровне, что 1500 – число предварительное. Это – первый этап работы, на который мы будем ориентироваться. Сколько всего будет выявлено рам, заслуживающих того, чтобы быть переведенными в музейный фонд, столько будет представлено на ЭФЗК (Экспертная фондово-закупочная комиссия). И именно ЭФЗК в конечном итоге и будет определять сколько и каких рам будет поставлено на Основной учёт. Их может быть и больше 1500, и меньше. В настоящее время О.А.Лысенко присвоила себе единоличное право определять, что достойно быть включенным в музейный фонд, а что нет. Полагаю, что это в корне не верно.

Возможно, стоит отметить, что в 2018 году мною было предложено именно Оксане Александровне стать хранителем основного фонда картинных рам. Я полагал, что это самое разумное решение: сотрудник, так много времени потративший на изучение картинных рам, и должен быть их хранителем. Однако Оксана Александровна категорически отказалась, аргументировав это тем, что тогда у неё не останется времени заниматься наукой.

На сегодняшний день вопрос условий хранения рам является действительно сложным. Старые помещения требуют ремонта. Но в 2018 году отделу исторического музейного оборудования и картинных рам было предоставлено 2 помещения – в цокольном этаже Михайловского замка и в помещениях здания по адресу Невский пр., д. 19. В настоящее время туда перевезено 1340 рам. Эта работа не завершена. Планируется перевезти еще 500-700 предметов (окончательное число зависит от габаритных размеров перемещаемых рам). В освобожденных помещениях в Михайловском дворце планируется начать поэтапный ремонт.

Вопрос о дополнительных площадях для хранения рам находится в стадии обсуждения.

«Я пришла на работу в фонд рам, влюбилась в эти предметы, начала изучать их, предложила Евгении Николаевне Петровой провести выставку...» (Из интервью А.О.Лысенко).

Идея проведения выставки рам действительно принадлежит О.А.Лысенко, я предложил ей заняться научной работой, чтобы она могла получить должность научного сотрудника. Идея выставки мне понравилась и я написал служебную записку на имя И.И.Карлова с предложением такую выставку провести. Он, в свою очередь, тоже поддержал и получил согласие Е.Н.Петровой. С этого момента и началась работа О.А.Лысенко по изучению рам (с 1999 или 2000 г.) До этого момента рамы Оксану Александровну особо не интересовали. Датировками и описанием занимались И.А.Голубева и я. Да, не на таком уровне как О.Л., тем не менее считать нас полными профанами – оскорбительно.

Хочу добавить, что до недавнего времени О.А. вполне продуктивно работала с нами, в том числе и в вопросах исследовательской работы. Например, все сотрудники отдела без исключения, если находили какую-то информацию о рамах, которая могла бы быть полезна Оксане, передавали ей. Мы могли спорить и обсуждать какие-то темы, признавая ее большую осведомленность в вопросе, но, тем не менее, это был нормальный рабочий процесс.

Вопрос подготовки рам к перемещению очень сложный в виду хрупкости предметов, наполненности хранения и требует большой подготовительной работы. Обвинения Лысенко, что «вот прошел 2019 год , три месяца 2020-го, а профзаклейками никто не занимается. И перевезены на Невский, 19 с того времени были лишь две небольшие порции рам» требует ответа. Две «порции» рам были перевезены только в 2020 г. до начала карантинных мер в марте, большая часть рам перевезена в 2019 году. В 2018 рамы перемещали в хранение Михайловского замка.

Что значит небольшие порции. Не Оксане Александровне об этом судить. Она не участвовала в подготовке и перемещении: не обеспыливала рамы, не присутствовала при упаковке (и слава Богу), не составляла списки, не проверяла их трижды, не расставляла по местам (нет, одну перевесила все-таки), не делала и не проверяла постеллажные описи. Но дает оценку «много-мало».

Е.А.ШВЕЦОВА, начальник Службы Государственного учета музейного фонда

Удивляет уверенность хранителя в том, что Инвентарные книги, хранящиеся в отделе рам, оформлены по всем правилам учета. Это не Инвентарные учетные книги, а реестры «рамочной кладовой», которые были оформлены в соответствии с действующей Инструкцией Министерства культуры в 1950 году (Инструкция по учету и хранению музейных в художественных музеях системы Комитета по делам искусств при Совете Министров СССР, от 21.11.1950 г)

В музее с 1950-х годов существовало понятие – кладовая рам или рамочный запас. Все предметы, находящиеся в кладовой, были записаны в особые книги рам, заверенные подписью главного хранителя музея, а не представителем вышестоящего органа управления музеями. Инвентарные книги фондов Русского музея в указанный период были подписаны заместителем начальника Управления культуры Ленгорисполкома.

Художественные рамы вносились в отдельные книги, для записи графических рам существовали другие книги. В книги регистрации рам вносились их основные характеристики, позволяющие отличить раму от остальных, установить картину, к которой рама прикреплена, но научной инвентаризации предметов, как это делалось в других фондах, не проводилось, что полностью соответствовало учету рам инструктивным требованиям того времени. Более того, в случае невозможности использования рамы в силу ее разрушения, списание осуществлялось внутри музея по соответствующему акту, что является недопустимым для предметов фондовых коллекций. На основании внутреннего акта списания происходило исключение рамы из книги регистрации.

Для работы с предметами кладовой рам назначались хранители, которые осуществляли хранение рам в соответствии с существовавшими требованиями. При назначении нового хранителя осуществлялась процедура приема-передачи рам.

В 1979 году хранителем рам назначен лаборант Голубева И.А., принявшая рамы, внесенные в 18 книг учета рам (Акт № 17064 от 28.12.1979 г.) Наличие особых книг регистрации рам, находящихся в Русском музее, соответствовало действовавшей Инструкции («Инструкция по учету и хранению музейных ценностей в художественных музеев и художественных отделах музеев системы Министерства культуры СССР» от 23.12.1971 года № 754), что соответствовало требованиям по учету рам.

Данные книги регистрации рам действуют в отделе исторического оборудования и картинных рам и сегодня, но, как уже сказано выше, они не могут считаться Инвентарными книгами фонда.

Утверждение о том, что до 2009 года все картинные рамы оформлялись через отдел учета, нуждается в уточнении:

Отдел учета всегда вел учет рам, но особым образом, как предметы, не входящие ни в основной, ни в научно-вспомогательный фонды. Хранители сдавали отчеты, как и хранители других фондов, на основании их сведений составлялись общие статистические данные о количестве и движении рам, которые в общемузейном отчете фиксировались отдельной строкой.

Нет сомнений в том, что администрация, главный хранитель, отдел учета только приветствовали бы процесс вынесения сведений о художественных рамах на заседания Экспертной фондово-закупочной комиссии музея, постановку предметов на постоянное хранение в основной фонд и регистрацию предметов в Государственном каталоге музейного фонда РФ!

Г.Н.ГОЛДОВСКИЙ, заведующий отделом живописи XVIII - первой половины XIX вв.

Наконец-то в Русском музее пришел черед упорядочить хранение картинных рам. Меняется статус этого вида экспонатов, появились помещения и ресурсы… Казалось бы, открываются возможности плодотворной деятельности профильных специалистов. Однако, вместо солидарных конструктивных шагов, отдельные сотрудники музея, прежде всего, старший научный сотрудник Оксана Лысенко, затеяли странную скандальную интригу.

Пока до систематизации и реформирования этого фонда руки не доходили, никто, в том числе и г-жа Лысенко, проработавшая в музее и именно в Отделе рам 40 лет, приведением в хотя бы относительный порядок подведомственного фонда – как того и требовало руководство хранительской службы ГРМ – деятельно не занималась. Спору нет, проблем в этом фонде, который не совсем справедливо традиционно рассматривался как вспомогательный – такова традиция, кстати, во многих крупных музеях – предостаточно. Однако же сотрудник этого хранительского отдела О. Лысенко не слишком заботилась решением этих проблем. Хотя то, что фонд нуждается – и давно – в музеефикации, разборке, систематизации и приведении в порядок спору нет! Эта работа, наконец, началась и требует она подчас не слишком творческих, но необходимых усилий. И вот этой первичной, повседневной, рутинной, но неизбежной, вынужденной, хоть и не слишком веселой работой г-жа Лысенко заниматься очевидно не желает.

Естественно, мановением волшебной палочки ситуацию не изменить, нужна серьезная, длительная и не слишком веселая работа. Здесь-то, видимо, и кроется корень проблемы: Оксана Лысенко несколько лет назад подготовила безусловно интересную и важную выставку художественных рам «Одеть картину», по заслугам уважительно оцененную музейным сообществом. Вот с этой удачной профессиональной реализации и началось, видимо, выстраивание г-жой Лысенко иерархии музейной деятельности.

Однако же Музейный Хранитель всегда отличался тем, что не боялся, ради высоких целей, сохранения и обихаживания подведомственного фонда, и тяжелой, пыльной, не требующей высокой научной квалификации работой! Это ведь, в конечном счете своего рода привилегия, дающая радостную возможность прикоснуться, освоить, досконально изучить хранимый материал. Без этого тактильного постижения в принципе и глубинное освоение невозможно! В моей памяти, к примеру, незабвенные Ю.В. Смирнов и К.В. Михайлова с упоением и радостью собственноручно обеспыливавшие и развешивавшие картины в фондохранилище и, видимо, в том числе и потому так досконально чувствовавшие именно художественный материал, о чем свидетельствуют и многочисленные выставки, и десятки объемных замечательных высоконаучных публикаций. Для них это была своеобразная терапия, возвышенный акт общения с шедеврами. Я уж не говорю об инвентарных описаниях. Такое отношение к специфике музейной деятельности свойственно десяткам корифеев Русского музея и многим другим сопрофессионалам.

Вот как раз этой необходимой сугубо хранительской работой, вопреки ожиданиям, г-жа Лысенко заниматься и не желает! Ей хотелось бы, чтоб этой рутиной занимались другие, а она, с высоты неведомо кем и когда присвоенного статуса «специалиста с мировым именем», сама могла выбирать, чем стоит заняться ей, а что в музейной практике для нее следует делать «обслуживающему персоналу», «черной кости», чернорабочим хранения. За более, чем полвека моей музейной жизни с таким пренебрежением к коллегам и с таким высокомерием я встречаюсь впервые. Равно, как и с таким наплевательским отношением к реноме музея, которому отдано несколько десятков лет жизни. Тем более, что в течение этих десятилетий г-жа Лысенко отнюдь не так уж и много сделала для исправления ситуации с хранением художественных рам.

Создается закономерное впечатление, что, как только дело стало меняться, и старшему научному сотруднику Лысенко администрация попыталась вменит в обязанность осуществлять свою непосредственную многофункциональную музейную миссию, в соответствии с должностной инструкцией, она решила кляузами и скандалами, очевидно вводя в заблуждение и автора статей в «Город 812», а значит и общественность, отомстить за это посягательство и администрации музея, и своим коллегам.

Прискорбно!

Разумеется, г-же Лысенко приходится прибегать, мягко говоря, к измышлениям, к замалчиванию плодотворных усилий других коллег. А то и к присвоению себе чужих заслуг.

К примеру, абсолютно лживо трактована ситуация с изготовлением к выставке рам для портретов «Смолянок». Новые рамы, кстати, по историческому образцу, пришлось заказать (на целевые спонсорские деньги) только потому, что собственные рамы этих произведений Левицкого требовали многолетней бережной реставрации, которую осуществить к юбилейной выставке (275 лет со дня рождения художника) было невозможно! Любой беспристрастный зритель может убедиться в высоком техническом и художественном качестве новых рам, и представить в них шедевры Левицкого в ожидании завершения реставрации их исторических обрамлений вовсе не стыдно.

Совершенно неправо приписывает О. Лысенко себе заслугу реставрации исторической рамы «Портрета великих княжен Марии Николаевны и Ольги Николаевны» кисти К.-Т. Неффа. Постыдно не поминает она в своих инвективах известные всему музею заслуги по ревизии рамного хозяйства старшим научным сотрудником С. Алексеевым, содействие этой работе научного сотрудника Г. Мунжукова. Ни слова нет в ее кляузах и о решении Фондовой комиссии об организации специального фонда исторических рам при отделе ДПИ, об усилиях реставрационной службы, где нынче, в рамках уже сформировавшегося тренда, тщательно реставрируется многодельная историческая рама к картине К.П. Брюллова «Смерть Инес де Кастро» (по инициативе того же С. Алексеева, сумевшего найти и спонсора для осуществления этой масштабной работы).Кстати, эта рама в разгромленном состоянии пылилась в подведомственном О. Лысенко фонде рам. Список подобных примеров можно и продолжать.

К сожалению, и этический, и хранительски-профессиональный аспект так сказать публичной деятельности старшего научного сотрудника О. Лысенко не могу счесть хоть в какой-то степени приемлемым и оправданным. И пафос ее борьбы с коллегами по музею, полагаю, вряд ли продиктован соображениями улучшения хранительской ситуации в фонде музейных рам Русского музея.

Н.А.МОЗОХИНА, заведующий отделом первичного учета и движения музейных предметов Службы государственного учета музейного фонда

Проблема учета рам в Русском музее возникла не сейчас и, полагаю, многие поколения сотрудников отдела учета не раз задавали себе вопрос о статусе рам в музее. Из этой проблемы – отсутствия статуса предметов основного или научно-вспомогательного фонда – плавно вытекает и проблема условий их хранения.

Безусловно, эти условия не соответствуют художественному значению картинных рам, находящихся сейчас в подвалах музея, многие из которых изготовлены специально под наблюдением художников для определенной картины, а некоторые – даже по специальным эскизам авторов живописных произведений. Однако, следует помнить, что Министерство культуры выделяло и выделяет средства на содержание так называемых «музейных предметов», то есть предметов, внесенных в Книгу поступлений. А если ценные в художественном значении произведения не зарегистрированы в Книге поступлений, то, к сожалению, никакого охранного статуса они не имеют. И наша задача – сделать все возможное, чтобы все без исключения ценные и уникальные памятники резного искусства прошлого прошли процедуру регистрации в Книге поступлений, определенную «Положением о Музейном фонде Российской Федерации», утвержденным приказом МК РФ № 17 от 15.01.2019 и зарегистрированным в Министерстве юстиции РФ за № 54410 от 17.04.2019 г.

Если сотрудники музея обнаруживают в фондах незаинвентаризованные предметы, которые по результатам художественной экспертизы заслуживают включения в состав коллекции музея, то на основании решения Экспертной фондово-закупочной комиссии, утверждающей результаты этой экспертизы, их переводят в основной или научно-вспомогательный фонды музея, регистрируют в Книгах поступлений и вносят в инвентарную книгу фонда.

Экспертное заключение пишется по определенным стандартам, которые включают в себя всесторонне изучение предмета и его обязательную фотофиксацию. Всестороннее изучение предмета – это не только его атрибуция (но она также важна!), но и полное описание, а, самое главное – определение источника и документов поступления с целью получения полной юридической защиты новых предметов коллекции от претензий со стороны сдатчиков и их наследников. Подчеркиваю, это очень важный момент. Это правило действует и в отношении рам.

Однако с рамами Русского музея все не так просто. 140 рам, поступившие в музей в период с 1989 по 2005 годы, были зарегистрированы в Книге поступлений. Этот факт является ярким примером того, что даже при отсутствии у рам в то время юридического статуса, сотрудники музея осознавали их художественную ценность и при приеме произведений оказывались в двойственной ситуации: с одной стороны, это произведения искусства, а с другой стороны, у музея не было на тот момент фонда (основного или научно-вспомогательного), куда бы их можно было передать на хранение.

Около 10 лет назад в процессе работы над Заверительными актами к томам Книги поступлений эти записи были обнаружены, и их список был передан в отдел исторического музейного оборудования и картинных рам с целью образования основного фонда картинных рам и перевода этих 140 рам в этот фонд. Однако только в 2019 году этот фонд был образован, и из этого количества удалось перевести в основной фонд музея 138 рам. Еще оставшиеся две рамы ждут своей очереди в самое ближайшее время, поскольку были выданы на внешнюю выставку.

Но даже по результатам постановки на учет этих 138 рам выяснилось, что некоторые вопросы, касающиеся определения документов и источника поступления, не были проработаны сотрудниками отдела исторического музейного оборудования и картинных рам или отдела декоративно-прикладного искусства, в котором был образован основной фонд рам, в полном объеме.

Уже после постановки на постоянное хранение сотрудники отдела первичного учета и движения музейных предметов обнаружили ошибочность некоторых предоставленных сведений. Кроме того, своевременно не были подготовлены документы для внесения изменений в Книгу поступлений в связи с уточнением размеров, описания и т.д. Эти исправления были внесены позже.

В 1920-1930-е годы в Книге поступлений были зарегистрированы еще несколько рам отдельно от картин. Эти записи требуют соотнесения с реальными предметами. В декабре 1904 года в музей с посмертной выставки поступили картины В.В. Верещагина в авторских рамах, однако в данном случае в Книге поступлений рамы не были зафиксированы. Скорее всего, и «родные» рамы от других живописных произведений поступили в музей вместе с ними, но также не были отмечены в Книге поступлений.

Однако, не исключено, что у половины из находящихся в так называемой «рамочной кладовой» рам источник поступления определить будет сложно. А ввиду большого количества рам, нуждающихся в переводе в основной или научно-вспомогательный фонд музея, данная работа потребует больших усилий и значительного количества времени (в случае, если она не была проведена для отдельных предметов ранее) для сотрудников отдела исторического музейного оборудования и картинных рам и хранителя рам в отделе декоративно-прикладного искусства. Это очень важная и трудоемкая работа, не приносящая исследователю славу, но работа именно настоящего музейщика, любящего и знающего свой предмет.

Ю.Л.ПОЛИЩУК, заведующий отделом аналитической работы и сверки предметов музейного фонда Службы государственного учета музейного фонда

Хотелось бы отметить, когда ответственный сотрудник, тем более сотрудник, имеющий доступ к художественным ценностям, приводит ссылки на документы — он должен хотя бы понимать их суть.

В статье приведено постановление Совета Министров СССР 1965 года о Музейном фонде, действовавшее до декабря 1988 г. и Федеральный закон «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26 мая 1996 года № 54-ФЗ и это все?????

Для ответственного хранителя «влюбленность в предметы» не освобождает от обязанности их строгого учета!

Есть масса современных нормативно – правовых документов, которыми хранитель обязан владеть для организации учета и хранения предметов, а именно:

-      Закон Российской Федерации «О музейном фонде Российской Федерации и музеях в Российской Федерации» от 26 мая 1996 года № 54-ФЗ (редакция № 357 от 03.07.2016.),

-      «Положение о Музейном фонде Российской Федерации», утвержденное приказом МК РФ № 17 от 15.01.2019, зарегистрированное в Министерстве юстиции РФ за № 54410 от 17.04.2019 г.,

-      «Положение о Государственном каталоге музейного фонда РФ», утвержденное приказом МК РФ № 2012 от 01.12.2017, зарегистрированное в Министерстве юстиции РФ № 52642 от 08.11.2018 г.

Далее, согласно статье «по непонятным причинам рамы Русского музея не стали частью музейного фонда». Так почему, хранитель - старший научный сотрудник Лысенко О.А., они не были включены музейный фонд РФ в соответствии со всеми перечисленными законами? В первую очередь на этот вопрос должны отвечать сотрудники, занимающиеся учетом и хранением рам отдела исторического музейного оборудования и картинных рам.

Давайте уже от рассуждений об утаивании и апелляции к старым документам и инструкциям перейдем к конструктивному сотрудничеству и работе по включению художественных рам, являющихся, бесспорно, уникальными музейными предметами, в состав основного фонда Русского музея.

Первый шаг в этом направлении должен сделать отдел исторического музейного оборудования и картинных рам (этот вопрос обсуждается в течение 28 лет и пути его решения хорошо известны и зафиксированы в документах музея).

Г.С. ПЕТРОВИЧ, главный бухгалтер

Вопрос о постановке на бухгалтерский учет музейных предметов и коллекций возник на повестке дня бухгалтеров после того как в Инструкцию по ведению бухгалтерского учета государственных учреждений, так называемую Инструкцию 157н, были внесены соответствующие изменения.

Весь 2017 год бухгалтеры и хранители практически всех музеев России писали в различные инстанции письма с просьбами о разъяснении порядка этого учета. Русский музей не стал исключением в этой части. В результате этих обращений появилось Письмо Министерства финансов РФ от 13.10.2017 № 02-07-10/67196, которое разъясняло, что музейные предметы и коллекции государственной части Музейного фонда в бухгалтерском учете отражаются на забалансовом счете на основании соответствующей учетной документации и по стоимости, отраженной в такой документации, а при ее отсутствии – в условной оценке: один объект – один рубль.

Соответствующая норма была внесена в Учетную политику Русского музея и установлено требование о регулярном предоставлении информации о количестве музейных предметов и коллекций в целях составления финансовой (бухгалтерской) отчетности учреждения. Вот тогда-то и возник вопрос: «А что делать с картинными рамами?»

То есть, фактически в музее имелось в наличии имущество, которое, в силу своего особого статуса, не могло быть учтено, как имущество музейного фонда и в то же время не могло быть отнесено к инвентарю, подлежащему хозяйственному учету. По сути – имелось нигде не учтенное имущество.

По моему требованию была проведена «сплошная» инвентаризация, таким образом, картинные рамы оказались на бухгалтерском учете. А именно на 21 счете «Имущество в эксплуатации» по цене 1 рубль за каждый объект. И это было сделано в точном соответствии с требованиями действующего законодательства. При включении рам в музейный фонд, они не будут списываться с бухгалтерского учета, а будут перемещены на другой забалансовый счет 01 «Имущество, полученное в пользование», на котором, кстати, в настоящее время учитываются все музейные ценности, включенные в Музейный фонд.

Кроме приказа о принятии на бухгалтерский учет в музее одновременно был издан ряд приказов и внутренних локальных нормативных актов, регулирующих процесс учета, хранения, разделения и перевода в фондовый учет картинных рам, а самое главное - персональной ответственности за перемещение имущества на каждом этапе этого сложного и, к сожалению, не быстрого процесса. А такой учет исключает какое-либо произвольное списание какого бы то ни было имущества без оформления соответствующих документов и наличия разрешения от Министерства культуры.

Весьма печально, что г-жа О.А.Лысенко, из почти 2-х часовой беседы, инициированной и.о. директора Ю.Я.Королевым, на которой я подробно, ссылаясь на нормативные документы, разъясняла, почему проводится инвентаризация, почему ставится на бухгалтерский учет, как определяется стоимость имущества при постановке его на учет, так ничего полезного и не вынесла.

Напротив, запомнив, по-видимому, только один нормативный документ, который я упоминала в нашей беседе, стала использовать его в своих публичных заявлениях, при этом неверно понимая и неправильно цитируя. Да еще и упрекая руководство в непрофессионализме и обвиняя чуть ли не в посягательстве на культурные ценности музея.

Е.С.СОЛДАТЕНКОВ, начальник Службы реставрации музейных ценностей

Русский музей обладает уникальной коллекцией художественных рам. В экспозиционных залах представлены лучшие образцы практически всех стилевых направлений XVIII-XX веков, выполненных в различных техниках и материалах. К сожалению, до 2019 года практически все эти рамы, не являлись в современном понимании «музейными предметами». Они не были заинвентаризированы в музейных книгах поступления (КП), не имели номеров музейного фонда Российской Федерации.

Тем не менее, понимая важность проблемы сохранения рам, ещё несколько десятков лет назад, в 1981 году, в Отделе реставрации Русского музея была организована специальная  мастерская по реставрации художественных рам. В 2019 году она была преобразована в Отдел реставрации картинных рам.  Сейчас здесь работают 7 художников- реставраторов и один специалист по координации реставрационной деятельности. 5 реставраторов имеют специальное реставрационное образование. Из них три человека имеют высшее реставрационное образование. Один реставратор аттестован на Высшую категорию государственной комиссией по аттестации реставраторов Министерства культуры РФ. В течение 2019 года в Отделе прошли реставрацию 722 рамы.

Все реставрационные работы проходят под контролем Реставрационной комиссии Русского музея. В её составе – главный хранитель музея, руководители подразделений, хранители рам и реставраторы. Реставрационная комиссия утверждает программу работ и принимает экспонаты после их завершения.

Все реставрационные работы в отделе осуществляются в соответствии с «Методикой реставрации художественных рам», разработанной специалистами Русского музея - ведущими художниками-реставраторами Высшей категории М.В. Демченко и Е.А. Севастьяновой. Методика была официально утверждена на расширенном заседании Реставрационной комиссии Русского музея (протокол № 25/01 от 23 апреля 1998 года). Реставраторы также используют в своей работе и огромный опыт крупнейших реставрационных центров России. В частности, широко используются методические разработки ведущих сотрудников Государственного Научно-исследовательского института реставрации и Всероссийского художественного научно-реставрационного центра имени академика И.Э. Грабаря.

Для выполнения наиболее сложных реставрационных работ организуются специальные группы из специалистов смежных подразделений. В частности, в 2019 году была проведена сложная реставрация авторской рамы для картины Т.А. Неффа «Парадный портрет дочерей императора Николая I великих княжон Марии Николаевны и Ольги Николаевны». В состав группы входили реставраторы трех подразделений (отдела реставрации золоченой резьбы, отдела реставрации резных икон и деревянной скульптуры и отдела реставрации фанерованной мебели). Над проектом работали пять специалистов. Среди них - три реставратора Высшей категории, аттестованных государственной комиссией по аттестации реставраторов Министерства культуры РФ. Более того, двое из них являются членами этой авторитетной комиссии.

В марте 2019 года была начата реставрация еще одной большемерной авторской рамы для картины К. Брюллова «Смерть Инессы де Кастро». Её размеры - 3 х 2 метра, а площадь «развернутой поверхности» резьбы составляет без малого 11,2 м². Работа осуществляется группой реставраторов, которые принимали участие в реставрации рамы для картины Т.А. Неффа.

Д.С. КИЧКО, заведующий отделом реставрации картинных рам

О.А. Лысенко постоянно ставит под сомнение компетентность абсолютно всех реставраторов отдела и членов реставрационной комиссии. Печально, что научный сотрудник, не имеющий никакого реставрационного образования, считает себя вправе диктовать реставраторам не только методы работы, но даже какими реставрационными материалами они должны пользоваться.

Ю.Ю.ОГАНЕСОВА, заведующая отделом музейной климаталогии

Контроль температурно-влажностного режима (ТВР) в помещениях хранения исторического музейного оборудования и картинных рам ведется регулярно и определяется, главным образом, сезонными изменениями погоды. Температурный режим, в основном, был в пределах нормы.

В целом микроклимат помещений хранения исторического музейного оборудования и картинных рам соответствовал параметрам, которые характерны для зданий, находящихся в Северо-Западном регионе и не оснащенных системами кондиционирования воздуха.

Т. А.ЯКОВЛЕВА, ведущий специалист по научно-просветительской деятельности

В феврале 2020 года я подписала обращение О.А.Лысенко к директору Русского музее о предоставлении отделу картинных рам дополнительных помещений.

Свою подпись я поставила, чтобы посодействовать лучшему обустройству фондовых помещений, не владея в полной мере информацией о текущем положении дел с этим хранением. Служба главного хранителя предоставила для всех интересующихся этим вопросом документы, в которых раскрыты нюансы учета картинных рам, неочевидные не специалисту в этой области.

Глубоко уважая О.А.Лысенко за ее профессионализм в области изучения картинных рам, я категорически против обсуждения в прессе некомпетентными людьми вопроса хранения в Русском музее картинных рам.

Отзываю свою подпись под обращением, составленным О.А.Лысенко.

Е.В.БЕРДИЧЕВСКАЯ, художник-реставратор отдела реставрации картинных рам

Хотела бы прокомментировать своё решение подписать 31 января 2020 года коллективное письмо на имя директора Русского музея В.А. Гусева по поводу хранения исторических рам в отделе исторического оборудования и картинных рам, которое инициировала сотрудник этого отдела О.А. Лысенко.

Я была очень занята в тот момент, когда в нашу реставрационную мастерскую пришла О.А. Лысенко с подписными листами. Она очень просила поставить мою подпись. К сожалению, толком не разобравшись в его содержании, не прочитав текст, доверившись словам О.А. Лысенко: «Лена, ты что не согласна, чтобы рамы Русского музея хранились в новых помещениях, в более подходящих условиях?» я поставила подпись.

Позднее, подробно ознакомившись с содержанием письма, попросила О.А. Лысенко исключить мою подпись, на что получила ответ, что подпись будет исключена только в том случае, если я сама обойду всех сотрудников музея, которые поставили подписи под письмом и, переподпишу у них это письмо. Естественно, у меня не было ни времени, ни возможности сделать это.

Причина, по которой я решила отозвать свою подпись – это стремление не усложнять искусственно нагнетаемую в музее О.А. Лысенко ситуацию с хранением рам. Считаю, что за последние 2 года процесс по изменению условий хранения музейных рам изменился в лучшую сторону, сдвинулся с мертвой точки. Появились новые помещения. Совместно со студентами реставрационного отделения Санкт-Петербургской академии им. А.Л. Штиглица под моим руководством были проведены беспрецедентные по масштабам консервационные работы по укреплению отслаивающихся левкасов и позолоты на самых сложных рамах. Я прекрасно понимаю, что данный процесс должен идти поэтапно, не может быть быстрым, нельзя решить все проблемы, копившиеся десятилетиями в короткие сроки, как этого хотела бы О.А. Лысенко.